Я не волшебник, я только лечусь
Ещё раз про яой.
Процветал яой не сразу,
Разносил Восток заразу!
Скоро целый мир сдурел,
Натворякал много дел!
Сейлор Мун попалась первой,
Пострадали лорды нервно!
Много фан-фики писались -
Про Мамору распинаясь.
Автор чётко ж указал,
Кто с кем в будущем там спал,
Нет же, Банни стало мало,
Подавай злодеев стадом!
Дальше принялись за Вайсс,
Бедных Шрайнт забыли враз!
Ну куда им до ШварцОв,
Столь кавайных подлецов?
Айя с Шульдихом теперь
На замок закрыли дверь.
Йоджи тоже крепко мстит,
Такатори отловив!
В то же время Оми с Наги
В их отсутствие играли:
Стены звуки сотрясают!
ПоднизОм сосед рыдает.
Кену Фарфа трахать в лом,
Но и это не облом!
Будет псих под дверью мстить,
Об косяк ножи точить.
Садо-мазо - не яой,
Но сойдёт и то порой.
Фарфареллин бодиарт -
Кен, ты лучше сразу дай!
На примете есть Гандамы,
Замахали ж Хиро дамы!
Не беда, ведь Дуо тоже
Отростил косу - дай Боже!
И ваще у Шинигами
Происходит всё ночами.
Их Мураки задолбил,
Друг яоя, некрофил!
Покемоны тоже прут,
Будет жить яой и тут!
Сотворим им течку разом,
Автор пусть убьётся тазом!
Мононоке ж подкачала!
Со зверями загуляла.
Зоофилов мы за раз,
ОбучИм яою счаз!
Шинджи в Еве как пингвин
Средь девчонок был один.
Ну и как же наш яой?
Друг Каору спас "покой"!
Ангелы - они такие!
Все какие-то чумные.
Вот Тихайя тоже крут,
Все яойщики тут ржут!
Хонда девушкой была,
Но у Соума жила.
И с проклятием порой
Вспоминала про яой!
Дело в том, что в доме том
Парни были лишь кругом.
Но семейка с перепугу
Обниматься прёд друг к другу.
С Инуяшей говорят,
Тоже шоунэн-ай творят!
В Ранме также есть яой,
Пополам с юри порой!
Покажите анимэ,
Где яоя нет совсем!
Вдруг найдётся? Не беда!
Извратим мульты всегда!
Собсно яой))Без Абели
I feel you
Your precious soul
And I am whole
I feel you
Your rising sun
My kingdom comes
I feel you
Each move you make
I feel you
Each breath you take
Where angels sing
And spread their wings
My love`s on high...
Depeche Mode
* * *
Он открыл глаза и увидел бескрайнее серое небо. Такое же серое, как и тогда... И те же камыши... И на миг ему даже показалось, что он слышит голос...
- Нотр! Но-о-отр! Но-о-о-отр!!!- мягкий и манящий голос.
- Нотр! Но-о-отр! Но-о-о-отр!- мягкий и манящий голос Абели заставил его очнуться от сладкой эйфории полусна-полудремы насытившейся благодатью от этого негласного, но столь ярко чувствуемого единения с природой души.
- Нотр! ну иди же сюда скорее! Ты только взгляни! Вон там, в камышах, такая чудесная вертлявая птичка! До чего хороша! Вот бы прямо сейчас ее запечатлеть, но... Боюсь, не успею. Только начну рисовать, и она сразу улетит! А, может, все-таки попробовать, а?
Карии глаза вдохновенно смотрели на Нотра, ожидая ответа. Но вместо него возникла лишь неуемная, почти материнская нежность, с какой мужчина обнял Абели, уткнувшись лицом в прикрытую черными, пропахшими красками и кое-где измазанными ими же волосами шею.
- Чудо ты мое! Рисуй, если хочешь, только используй для этого холст, а не свою мордашку! Ты весь чумазый.
- Ты правда думаешь, я смогу?- замечание Нотра о том, что лицо Абели испачкано, казалось, не было услышано, тому было совершенно наплевать на внешний вид. Он уже делал первые штрихи.
Нотр вернулся на свое прежнее место и стал наблюдать за уверенными движениями Абели. Сейчас мужчина вглядывался в каждую черточку любимого, следил за тем, как перекатываются мышцы на его голой груди, смотрел так, как могут только художники, стараясь не упустить ни одной мелочи, которая осталась бы незамеченной невооруженным взглядом.
Если спросить народ из "Импрессии", что они думают о друзьях, Нотре и Абели, то мнения их, в целом, сойдутся на двух фразах. Первая: "Нотр... Ну он... в общем, милый..." И вторая: "Абели? Он такой чудесный! И очень красивый!" Так и было на самом деле.
Нотр не то чтобы был не красив, просто черты лица слишком сухие, да это еще и дополняли короткие, обычно иголками торчащие в разные стороны стального цвета волосы и такие же глаза. В целом, от него веяло какой-то холодностью.
Всем было ясно, за что можно любить Абели- его детская непосредственность восхищала каждого, но не каждый понимал, что может быть привлекательного в Нотре. Видимо, Абели знал этого парня с другой стороны, такого, каким его не знал никто.
Абели же был словно не от мира сего. Рисование- это его способ жить, и ничего, кроме этого, юношу не интересовало. И свою любовь к кисти и холсту он делил только с любовью к Нотру, которая была столь же непререкаемой, искренней и, в некотором роде, даже благодарной. Ну и, конечно, взаимной.
Нотр же чуть ли не боготворил Абели и считал, что ему несказанно повезло в том, что этот необычайный человек полюбил его. ЕГО. Хотя сам Нотр не понимал, за что его можно любить.
И это была не только любовь двух мужчин, но еще и любовь учителя и ученика, любовь родственных душ.
Впервые они встретились в "Импрессии", где Нотр обучал молодых людей художественному мастерству, а Абели оказался в их числе. Не заметить его, даже в большой толпе, просто невозможно. Абели был выше других, стройнее, красивее... Причем, его красота - это не только удачная совокупность черт, но и некая загадка, которую таило в себе его одухотворенное лицо. К тому же, Абели был талантлив. Нет, его рисунки обратили на себя внимание Нотра не потому, что были выполнены лучше других (его техника оставляла желать лучшего), но потому, что в них чувствовалась душа, энергия, дар Абели. В числе учеников были ребята и девушки, которые рисовали гораздо более законченно и совершенно. Но именно чувство незаконченности говорило о том, что Абели способен на большее. Просто ему нужно помочь.
И Нотр помог.
Сначала он оставался с юношей дополнительно, после общих занятий, а потом ушел из "Импрессии" и полностью посвятил себя Абели. Нотр показал ему некоторые приемы, которые действительно усовершенствовали умение юноши. Встречи их становились слишком частыми, и им обоим было ясно, что с этого пути уже не свернуть. Их затягивало в омут, но они и не сопротивлялись этому... И в один прекрасный день погрузились с головой.
Было уже поздно, искусственный свет резал глаза, продолжать картину дальше не имело смысла. Но Абели отличался упорством.
- Нотр, взгляни. Я почти закончил, но не знаю... здесь чего-то не хватает.
- Ты правда так считаешь? - мужчина начал внимательно изучать картину.
- Я думаю добавить зелени, но не могу выбрать оттенок. Если смешать с желтым, то будет смотреться ярче и живее, а если с белым - получится мягкий и нежный тон, - Абели ждал совета, он привык полагаться на совет, который давал Нотр, тот всегда все правильно чувствовал и ощущал.
- Ну а как ты хочешь?
- Я хочу... чтобы было более... ну в общем... я даже не знаю.
- Попробуй вот так...- Нотр подошел сзади и положил свою правую руку поверх перепачканной в краске длиннопалой руки Абели с зажатой в ней кистью и подвел ее к палитре. Затем, щедро обмакнув в бледно-голубой, нанес несколько штрихов на почти уже законченную картину.
Абели обернулся, и Нотр увидел неподдельное изумление в его глазах.
- Господи! Как ты угадал? Как раз то, что нужно!
Лицо Абели было так близко, что Нотр чувствовал его прерывистое от восхищения дыхание, рука юноши оставалась в его руке, а тела все еще были так близко, что каждый мог почувствовать стук сердца другого.
Нотр поднялся пальцами чуть выше по руке Абели, только чтобы нащупать пульсирующие толчки. Его губы мягко коснулись столь близких губ юноши, и он сумел почувствовать за запахом краски мягкий аромат Абели, он показался ему каким-то детским, словно перед ним еще не распустившийся бутон, обещающего в будущем сумашедшее благоухание цветка.
Губы оказались неловкими, но податливыми. Абели не стал противиться. И он даже попытался как-то благодарно обнять его. Но Нотр отстранился и честно, со всей откровенностью, на какую был способен, посмотрел ему в глаза. Он боялся быть непонятым, боялся, что Абели смущенно отвернется и разобьет его сердце. Но юноша выдержал его взгляд.
- Уже поздно, мне пора домой, Нотр, - тихо, но твердо проговорил он.
- Счастливого пути, захлопни за собой дверь.
Последняя надежда разбилась в прах, когда удаляющиеся за спиной Нотра шаги наконец стихли и послышался глухой хлопок.
В эту ночь Нотр не смог уснуть. Чувство чего-то безвозвратно утерянного не давало ему покоя. Абели был в его руках. Так близко. На этот раз журавль был не в небе, а в его правой ладони. Но он упустил его... Журавли, Абели... Надо будет написать стихотворение, но это потом... а пока... Безумно громко трещит сверчок за окном. Почему он так невыносимо трещит?
Под утро пошел дождь... непрекращающийся ливень, который так же не давал Нотру уснуть. А потом что-то загрохотало. Видимо, это калитка... Она не заперта и сейчас жалуется своим стуком об ограду, что ее безжалостно треплет ветер.
Нотр решил выйти на крыльцо. Он открыл дверь и увидел Абели. Абели? Что он тут... Это не может быть сном, потому что Нотр не сомкнул глаз. Да, это не калитка, а Абели стучал в дверь.
Промокший до нитки и дрожащий от озноба, он печально смотрел в глаза Нотра.
- Я думал... я думал всю ночь и решил, что... Нотр, я тоже тебя люблю.
"Галлюцинация. Не может быть."
- Ты же меня любишь, так? - робко переспросил Абели.
Нотр спохватился и втянул парня в дом.
- Господи! Ты весь мокрый! Ты простудишься, переодевайся скорее. Вот, держи: мои брюки, рубаха... И под одеяло... Скорее!- увидев, что Абели стоит как вкопанный, мужчина принялся было стаскивать с него промокшую рубашку, но тут же остановился, встретившись со взглядом Абели. Он призывал, и было видно, что парень осознает, на что идет.
- Ну что ты со мной делаешь, Абели?! - воскликнул Нотр, порывисто обняв юношу. Тот в ответ высыпал на него целый град поцелуев, хоть и уверенных, но неуклюжих. Мужчина же не мог поверить своим ощущениям, своему несказанному счастью. Он не чувствовал своего тела, не чувствовал тела Абели... В голове был полный сумбур, лейтмотивом повторялась фраза: " поймал журавля... Я снова поймал журавля!"
Очнулся он гораздо позже, лежа в теплой постели, рядом с Абели, убаюканный пеньем дождя. В этот момент Нотр остро осознал произошедшее.
"Вот и все. Теперь он мой..."
- Абели, - тихо позвал он.
- М?
- Ты знаешь, что ты самый лучший на свете?
- Хм?
- Да. Так и есть.
Абели легко рассмеялся.
- Это правда, поверь мне. И не смейся. Ты лучше всех.
- Ты мне льстишь, Нотр. Мне с тобой не сравниться. Ты всегда будешь учителем для меня... во всем...
- Ну, кое-чему я тебя сегодня действительно научил, так?
- Да, - Абели пристыженно хихикнул, поняв о чем идет речь.
- Тебе не слишком больно, а?
- Ну я же мужчина в конце-концов!- юноша заглянул в серые глаза Нотра с наигранной серьезностью. Тот удовлетворенно улыбнулся и прижался ближе к Абели.
Так они впервые встретили рассвет вместе.
- О, нет! Нотр! Я не успел! Она улетела!- жалобным голосом стонал Абели.
- Что ж, придется по памяти доканчивать, если тебе нужна эта картина. А сейчас, - мужчина взглянул на небо, - похоже, сокро будет дождь. Пойдем домой, закончишь там.
"Домой" означало - домой к Нотру, где они жили вместе, а до этого Абели жил в университетском общежитии.
Юноша задорно взглянул на небо, волосы его трепал ветер, который, кстати, все старался сорвать с него белую рубаху. Благо, она была растегнута и держалась только на плечах.
- Ну и пусть дождь! Я его люблю! Вот бы нарисовать всю эту красотищу!
- Абели, не теряй голову! Здесь негде укрыться. Представь хотя бы, что будет с твоим полотном и красками.
Этот довод убедил художника, и он с досадой начал собирать инструменты.
- Так мне ни за что не удастся передать эту атмосферу... Ты же знаешь, я...
- Я тебе помогу, - успокаивал Нотр.
- Ты всегда мне помогаешь, я хочу уже что-то сделать сам!!!
Это замечание больно кольнуло в сердце Нотра. Сама мысль о том, что Абели будет обходиться без него, пугала мужчину. Остаток пути они прошли молча.
Придя домой, Нотр разжег камин и сел в кресло напротив, за окном уже лил дождь. Абели опустился перед ним на колени и заглянул прямо в серые глаза друга.
- Нотр, я люблю тебя, - прошептал он.
- Я тоже тебя люблю, Абели.
- Я люблю тебя и, если я смогу что-то сделать сам, смогу закончить хоть одну картину так, как мне хочется, я не стану любить тебя от этого меньше, поверь. Я очень благодарен тебе за все, что ты для меня делаешь. И всегда буду помнить...
- Абели!- измученным голосом прервал его Нотр.
- Что?
- Ты правда любишь меня?- с надеждой в голосе спросил он.
- Да.
- И не только из благодарности?
- Не только.
- Это правда, Абели?
- Господи, да! - юноша уже смеялся.
Нотр вскочил с кресла и принялся бешено обцеловывать худое лицо Абели, прерываясь лишь для того, чтобы спросить: "Правда любишь? Правда?" На что Абели со счастливым хохотом отвечал:
- Боже мой! Да! ДА!
Тут Нотр завладел его языком, неистово скрещивая его со своим, а потом, уткнувшись в шею, шепнул:
- Тогда докажи.
И Абели доказал. Причем свои доказательства он продолжал до позднего вечера, а потом и всю ночь, прерываясь на недолгий сон.
После этого Нотр больше не сомневался в его любви.
* * *
Однажды Нотр вернулся домой, застав там Абели, корпящего над очередной работой. Стояла глубокая осень.
- Где ты был?- охрипшим голосом спросил юноша, он уже успел подхватить простуду.
- Ты сегодня рано вернулся из университета. Вас что, отпустили?
- Не было последней пары. Так где ты был?
- Я..? Абели, мне нужно с тобой поговорить.
- Что случилось?- во взгляде парня читался испуг.
- Да ничего особенного. Я... пошел в магазин и встретил старого приятеля... Мы с ним поговорили, а потом... он заговорил о... ну, мы пошли в кафе. В общем, он предложил мне работу, - Нотр остановился, ожидая реакции Абели, но тот молчал.
- Там заплатят хорошие деньги. Абели! Мы в конце-концов должны с тобой на что-то жить!!! Ну, я сказал, что подумаю.
- Но?
- Что "но"?
- Говори, в чем дело, Нотр! Говори до конца. Есть что-то в его предложении, что расстроило тебя!
- Я должен уехать на три месяца.
- Ты шутишь, наверное?- пробормотал Абели, отводя глаза к окну. Он не хотел показывать слезы, блестящие в них.
- Да нет, я серьезно. Три месяца... но мы... мы, я думаю, справимся. Зато потом никогда не будем расставаться!!! И у нас будут деньги. Я куплю тебе хорошую новую одежду! Ботинки!
- Да, конечно, ты прав... Нам нужны деньги, но... нельзя никуда не уезжать?- взмолился Абели. И тут Нотр увидел его слезы. Сердце его сжалось.
- Нет, Абели, - он старался проглотить комок, подступивший к его горлу.
- Ну, тогда... сократить срок поездки.
- Я попробую, но... вряд ли.
- И сколько времени тебе дали на раздумье?
- Две недели.
- Значит, еще две недели ты мой!
- Я всегда буду твоим, ты же знаешь, Абели.
В эти две недели они ни разу не заговорили о поездке, старательно избегая этой темы. Но дни летели с быстротой секунд, и наступило время прощаться.
Нотр попросил не провожать его. На прощанье Абели сказал:
- Там, в университете, где ты будешь преподавать, будет, наверное, не мало хорошеньких и способных. Так ты не увлекайся ими! Помни обо мне, пожалуйста!
- Абели! Если бы ты знал, насколько мне никто не нужен, кроме тебя. Я буду помнить каждую минуту, - Нотр не хотел, чтобы его голос дрожал, но не мог справиться
- Ну ладно. Все... Иди, Нотр, прошу тебя, - Абели отвернулся, не желая, чтоб мужчина видел мокрые дорожки на его щеках. В глубине души юноша все еще надеялся, что вот сейчас Нотр передумает и... останется. Но он ушел. И тогда Абели дал волю слезам.
* * *
Пришла зима. Уже месяц Нотр был далеко от Абели. Он по-прежнему плакал, но теперь гораздо реже. Мысль о том, что еще два месяца предстоит ему не видеть юношу, пугала его. В первые недели было очень тяжело. Нотр долго не мог заставить себя работать и вообще существовать. А теперь, несмотря на боль разлуки, он смог продолжать жизнь, хотя мысль о том, что через два месяца он все же увидит Абели, слабо утешала.
Среди учеников, молодых людей, Нотр искал знакомые родные черты Абели, как и в рисунках... Он все хотел увидеть что-нибудь, нарисованное его рукой. Что-то несовершенное, незаконченное, нуждающееся в его последнем штрихе, но в то же время столь прекрасное в своей незавершенности. Иногда Нотр сходил с ума, желая увидеть Абели или хоть получить от него письмо. Но они договорились, что не будут писать друг другу, чтобы еще больше не бередить душу.
К несчастью Нотра, Абели являлся к нему во сне все реже. И черты юноши почти стерлись из памяти- так бывает всегда. Почему-то лицо любимого человека забывается гораздо быстрее любого другого чужого лица.
Однажды утром Нотр проснулся весь в слезах. Найти причину этого он не сумел, потому что не смог вспомнить, что ему снилось. Но некий тяжелый осадок не покидал его весь день.
Вернувшись с работы, Нотр обнаружил письмо в почтовом ящике. Это от Берта, его друга еще со времен работы в "Импрессии".
"С чего это Берту сюда писать?" Сердце мужчины учащенно забилось от волнения. Он распечатал конверт и извлек письмо.
Здравствуй, Нотр.
Пишу тебе по очень важной причине. Дело в том, что тебе необходимо приехать, друг. Все пошло не лучшим образом. Абели серьезно заболел. Ты должен быть мужчиной. Не теряй присутствия духа.
Ох, Господи! Ну почему я должен писать тебе это? Знаешь, лучше было бы сказать в глаза... Но ладно, это все лишнее.
Еще раз убедительно прошу приехать. Я понимаю, у тебя там работа, долг, обязательство, но, думаю, перед этим парнем у тебя тоже долг. Так что брось все и приезжай. Пока я не оставлю его. Но ты приедешь! Ты приедешь, слышишь? Ты ему нужен, Нотр.
Берт.
Письмо выскользнуло из рук. Из глаз брызнули слезы. Внезапно в памяти Нотра вспыхнули глаза Абели. Те самые... из сна. Нотр вспомнил, что снилось ему то прощанье в день его отъезда. Но во сне Абели молчал и как-то печально и даже потерянно смотрел на него.
Это письмо вызвало острую сердечную боль у Нотра и чувство прерванности.
"Все пошло не лучшим образом... Ты должен быть мужчиной..." Что бы это могло значить? "Лучше было бы сказать в глаза..." "О чем он? Неужели Абели так серьезно болен? Но что случилось? Берт говорит так, будто я не смогу бросить работу... но это же абсурд! Если я нужен Абели, я брошу все на свете! О Господи, но что все это значит? Что? И почему слово "нужен" в конце как-то размыто?
Так или иначе, вечером Нотр уже был в пути, сердце его билось суматошно, в такт грохочущим рельсам. В вагоне сильно сквозило, но он не замечал этого. "Все пошло не лучшим образом..." НЕ ЛУЧШИМ ОБРАЗОМ.
Долгий путь от вокзала к дому Нотр готовился к худшему. Ужасные картины являлись его глазам. Он видел Абели, лежащего в постели с посеревшим лицом и прилипшими от пота к лицу волосами. Он обарачивается к Нотру и слабо улыбается. "Ничего, - думал мужчина, - теперь я вернулся, и вместе мы все преодолеем!"
И вот он уже оказался у дома. Калитка была распахнута и стучала об ограду. Крыльцо завалило снегом. "Надо будет почистить, "- решил Нотр. Никакой тропинки к дому не наблюдалось, мужчина увяз в снежных сугробах. "Странно, ведь Берт должен выходить из дома... почему не протоптанно? Должно быть, ночью был сильный снегопад."
Входная дверь тоже была не заперта. Нотр вошел, готовый разразиться ругательствами на Берта за его халатность.
Камин не горел, было видно, что его уже давно не топили. "Он что, решил заморозить Абели?" Нотр пошел было в спальню, но тут увидел на столе белеющий клочок бумаги.
Дрожащими руками мужчина взял его, чтобы прочитать... всего несколько слов.
Я жду тебя у себя дома.
Берт.
"Да что же это? Здесь что, никого нет? Он забрал Абели к себе, но зачем? Возможно для того, чтобы его сестра ухаживала за моим мальчиком... А вдруг...- страшная догадка проникла в голову Нотра, - вдруг он бросил его одного, а он лежит там, в комнате, немощный, замерзший и голодный."
Тогда Нотр бросился в комнату, но постель была пуста.
"Что ж... Я не должен был так низко думать о Берте. Он все же мой друг." И Нотр отправился к нему.
Берт жил не так уж и далеко, но из-за наметенных сугробов идти было трудно, и у Нотра на дорогу ушел целый час. Почему-то чем ближе он подходил, тем более не желали слушаться ноги. Они просто-таки стали ватными. На стук долго никто не выходил. Нотр уже решил, что никого нет дома и отчаялся, как дверь отворилась и в проеме появилось осунувшееся и изможденное лицо Берта.
- Входи, - только и сказал он, опустив глаза.
- Я получил письмо позавчера, - начал рассказывать Нотр. Вчера выехал, и вот сегодня я здесь...
- Письмо шло слишком долго. Целых две недели, - пробормотал Берт. Они прошли в светлую гостиную, где хозяин дома предложил гостю сесть, указав на диван.
- Берт, дружище, мы еще успеем наговориться. Я хочу увидеть Абели. Я все же беспокоюсь за него...
- Тебе лучше сесть, - твердо произнес мужчина. В душу Нотра закралось волнение. Он не понимал, в чем дело.
- Почему, интересно, ты решил перевезти Абели к себе? Неужели все так серьезно? Берт, мы друзья, говори все, как есть! Прошу тебя.
Мужчина посмотрел на Нотра, и тот увидел, что глаза друга были красными, но сухими.
- Отведи меня к нему, прошу!- застонал Нотр, испугавшись странного взгляда Берта.
- Его нет здесь, - произнес мужчина, четко выговаривая каждое слово.
- А где он?- беспокойство и напряжение наростало.
- Он... он уже не с нами...
- Погоди... Что значит "не с нами"..? Берт, я не понимаю, - внезапно он умолк.- Ты хочешь сказать, что... О, нет... Нет! НЕТ!!!
- Да, Нотр, да... Прости.
- Ты лжец! Я не верю! Ты все врешь!!! - Нотр набросился на Берта, молотя ему кулаками по груди, но тот крепко прижал его к себе.
- Нет, Нотр... не надо. Не надо так!!! Тише.
Мужчина вырвался из его объятий и бросился на диван, где почему-то сразу затих, оцепенело уставившись в одну точку.
- Я зашел его как-то проведать и увидел, что он лежит в постели весь бледный. Потом выяснилось, что у него высокая температура. Мы вызвали врача... Он сказал, что у парня воспаление легких. Не знаю, сколько он так уже пролежал, пока я не пришел, но... было уже поздно. Врач сказал, что если б он обратился ранее... Абели говорил с большим трудом, и я не стал у него ничего расспрашивать. Только решил сразу же тебе написать. Я хотел телеграммой, но Абели отчего-то резко воспротивился. Я так понял, он не хотел... не знаю, может, он думал, эта работа важна для тебя... Может, не верил, что серьезно болен. Я не знаю, но... хоть у меня сердце разрывалось, я сделал, как он просил. И через два дня после того, как я опустил письмо, он... Ты бы не успел приехать, даже если б я послал телеграмму...
- Где..? Где вы похоронили его?- осевшим голосом спросил Нотр.
- На старом кладбище, где похоронена твоя мать.
Молчание.
- Хочешь, я пойду туда с тобой?
- Нет, - отрезал Нотр.- Сегодня я не пойду туда. Не могу.
- Как знаешь...- Берт выжидающе смотрел на него, думая, что тот сейчас уйдет, но он не двигался с места.
- Я... останусь у тебя сегодня. Можно?- все еще не глядя на мужчину, спросил Нотр.
- Конечно.
Только на следующий день Нотр смог вернуться в свой дом. Он знал, что должен проститься с духом Абели именно там, где они были вдвоем, где делили лучшие минуты жизни, где повсюду были его, Абели, картины, старые, в написании которых участвовал Нотр, и новые, написанные во время его отсутствия. Он еще не видел их.Где-то остались лишь наброски, которые уже никогда не станут законченными работами, а где-то картины, в которых по-прежнему чего-то не хватало, но они были завершены, Абели высказал в них все, что хотел сказать. Это была специфическая черта художества Абели: писать картины так, чтобы всегда оставалось место последнему штриху. Он словно бы говорил: "Может, я еще когда-нибудь вернусь и закончу это..."
Как ни больно было Нотру видеть во всем присутствие Абели, он с каким-то мазохистским упорством вглядывался в каждую его вещь. И даже зарылся лицом в подушку, желая почувствовать его запах. И тут, блуждая под подушкой, рука его наткнулась на клочок бумаги. Достав ее на свет божий, Нотр увидел, что на ней было что-то написано, причем каракули поразительно напоминали почерк Абели, хотя и сильно искаженный.
Нотр с трудом разобрал три строчки, которые навсегда врезались в его память:
Помни, любимый!
Если не видишь смерти,
то ее нет.
Мужчина был настолько ошеломлен, что даже не заметил, что лицо его залито слезами.
"Если не видишь смерти, ее нет..."
Что хотел сказать этим Абели? Ведь это не что иное, как предсмертная записка.
Тут Нотра осенила догадка: вот почему Абели не хотел писать телеграммой! Он чувствовал скорую смерть и не хотел, чтобы Нотр видел его мертвым! Абели прекрасно сознавал, что письмо дойдет не скоро.
"Мой мальчик... Он хотел остаться для меня живым..."- Нотр отчаянно и горько разрыдался.
"Нет, - думал он.- Я не пойду на его могилу. Потому что ее там нет. И даже если есть, то не его. Его там нет и быть не может, потому что он жив. По крайней мере, для меня. Он просто уехал ненадолго. Но он вернется ко мне. И я буду ждать."
Нотр не помнил, сколько пролежал в постели, он не вел счет времени. И, возможно, пролежал бы дольше, если бы не пришел Берт. Его стук заставил Нотра очнуться.
- Я вот поесть тебе принес. У тебя ведь, наверное, нечего.
- М? А-а, да, наверно... Спасибо.
- И еще, Нотр, хочешь- можешь пожить у меня... Я не против.
- Нет, Берт, я останусь здесь, - мужчина был непреклонен.
- И что ты будешь делать?
- Я? Рисовать.
- Рисовать?
- Да.
- И, может, ты вернешься в "Импрессию"?
- Скорее всего.
- Я завтра поговорю насчет тебя. Но ты можешь быть уверен, что тебе не откажут, - Берт явно был обрадован таким решением друга.
- Ты извини, но мне сейчас нужно работать, - бесцеремонно заявил Нотр.
- Ну ладно... Я пошел... Завтра вечером я приду.
Берт ушел, и Нотр действительно взялся за кисть.
Он рисовал, неосознанно пытаясь повторить манеру Абели, подражая его стилю. Но выходило лишь откровенное копирование. Нотру же хотелось создавать что-то новое, но так, словно это делал Абели.
Жизнь продолжалась, поскольку она была заполнена делами (работой в "Импрессии", рисованием картин) и, самое главное, ожиданием Абели.
Наступила весна, но таять снег начал уже в феврале. После долгой зимы дом необходимо было ремонтировать- и у Нотра появилась еще одна забота.
Между тем, в этой повседневной занятости и загруженности напряжение ожидания все наростало. И казалось, что Абели может появиться совершенно в любую секунду. И потому Нотр ни на миг не терял бдительности, поглядывая по сторонам, когда чинил крышу, ожидая стук в дверь, когда рисовал картины. Он даже видел, как это будет.
Абели придет и устремится на новые картины. А Нотр скажет:
- Это все для тебя.
И они обнимутся, и побегут на камышовое поле рядом с озером, и будут валяться на голой земле, глядя в пепельно- серое небо.
Но однажды Нотр почувствовал себя плохо. Это было в тот день, когда он отправился в город, что бы прикупить нужные для ремонта вещи. Сердце его закололо, и он не видел, куда идет, как вдруг оказался на трамвайной станции. Превозмогая боль, он остановился в ожидании трамвая. Тут к нему подошла пожилая женщина с участливым и странно знакомым лицом.
- Ну что, Нотр, не вернулся еще к тебе твой Абели?
- Нет еще, - ответил он, а сам подумал: "Откуда она может знать? И почему ее лицо так знакомо мне?" Тут он вспомнил, что знал ее в детстве. Это была портниха, с которой зналась его мать... и которая умерла от рака.
Нотр испуганно посмотрел по сторонам, пытаясь понять, что с ним происходит. Внезапно все лица показались ему странно знакомыми. Вот дядя Кулий, который утонул 12 лет назад. А вон маленький Реноско, которого затоптала необъезженная лошадь, а рядом и его мать Агапа, что умерла от разрыва сердца, как тогда говорили, узнав об этом. "Если не видишь смерти, ее нет."
Нотр сломя голову бросился бежать со злополучной станции. Он бежал долго по незнакомой местности, пока совсем не выдохся. Увидев, что никто за ним не гонится, мужчина позволил себе идти медленно, заставляя свое сердце успокоиться.
Но вдруг внимание его привлек человек, сидящий рядом с магазином прямо на голой земле. Прохожие пристально смотрели на него. Некоторые подавали милостыню. Но даже те, кто не решался раскрыть кошелек, с интересом разглядывали попрошайку. Возможно, потому, что тот сидел неподвижно, и не обращал внимания на то, что люди разглядывают его, и даже на то, что иногда в его жестянку падают монеты и бумажные купюры. Это заставило Нотра поглядеть на него.
Сердце мужчины радостно забилось, потому что это был ОН!
- Абели!- воскликнул Нотр, подбегая к нищему, - Господи, Абели!!! Это ты!
Нотр взял худое продолговатое лицо в свои руки, сердце сжималось от жалости и внезапного счастья. Посиневшие губы Абели дрожали от холода.
- Абели! Ну почему же ты не пришел домой? Что ты здесь делаешь? Ты... пойдем со мной! Пойдем! Все будет хорошо, любимый.
Но пара мутно-зеленых глаз смотрела на Нотра непонимающе. Зеленых, а не карих, да на одном глазу еще и бельмо.
Прохожие с удивлением наблюдали, как какой-то с виду прилично одетый мужчина чуть ли не целуется с безобразным юродивым.
Нотр вглядывался в незнакомое лицо. Человек, сидящий напротив него был не Абели. Недолго думая, он плюнул в лицо Нотру. "Какой-то сумасшедший, "- промелькнуло в голове мужчины. Он торопливо встал и пошел прочь. В беспамятстве Нотр дошел до ближайшей станции и сел на первый же подошедший трамвай. Он не помнил, как добрался до дома, но, так или иначе, заходить не стал, а отправился прямо к озеру.
"Нет, Абели... Это был не ты... Ну что ж такое? Я жду, жду, а ты все не идешь... Когда ты вернешься? Когда?..
Помнишь, я все хотел написать тебе стихотворение? Так я написал.
Видишь, в небе бескрайнем летят журавли?
Мы с тобою лежим, а вокруг- камыши.
Я хочу, чтоб ты знал, помнил чтоб, Абели,
Что тебе отдал я половину души.
Даже если уйдешь, то оставь мне на память
Отблеск света на нежной коже твоей,
Трепетанье ресниц, прикасание пальцев,
Сочность губ, ясность взора любимых очей.
Без тебя- как без сердца на этом мне свете
Жизни нет. Я умру! Уже мертв, Абели!
Две горошины счастья на этой планете,
Удержать мы друг друга с тобой не смогли.
Он открыл глаза и увидел бескрайнее серое небо. Такое же серое, как и тогда... И те же камыши, только увядшие под снегом. Нотр лежал на по-весеннему холодной, еще не прогретой земле, уставившись холодными серыми глазами в холодное серое небо. Холодно.
То же небо, то же озеро... все то же, но без Абели.
Мужчина поднялся и отправился прочь.
© Innocent Bat, 27-29сентября 2002г.
Процветал яой не сразу,
Разносил Восток заразу!
Скоро целый мир сдурел,
Натворякал много дел!
Сейлор Мун попалась первой,
Пострадали лорды нервно!
Много фан-фики писались -
Про Мамору распинаясь.
Автор чётко ж указал,
Кто с кем в будущем там спал,
Нет же, Банни стало мало,
Подавай злодеев стадом!
Дальше принялись за Вайсс,
Бедных Шрайнт забыли враз!
Ну куда им до ШварцОв,
Столь кавайных подлецов?
Айя с Шульдихом теперь
На замок закрыли дверь.
Йоджи тоже крепко мстит,
Такатори отловив!
В то же время Оми с Наги
В их отсутствие играли:
Стены звуки сотрясают!
ПоднизОм сосед рыдает.
Кену Фарфа трахать в лом,
Но и это не облом!
Будет псих под дверью мстить,
Об косяк ножи точить.
Садо-мазо - не яой,
Но сойдёт и то порой.
Фарфареллин бодиарт -
Кен, ты лучше сразу дай!
На примете есть Гандамы,
Замахали ж Хиро дамы!
Не беда, ведь Дуо тоже
Отростил косу - дай Боже!
И ваще у Шинигами
Происходит всё ночами.
Их Мураки задолбил,
Друг яоя, некрофил!
Покемоны тоже прут,
Будет жить яой и тут!
Сотворим им течку разом,
Автор пусть убьётся тазом!
Мононоке ж подкачала!
Со зверями загуляла.
Зоофилов мы за раз,
ОбучИм яою счаз!
Шинджи в Еве как пингвин
Средь девчонок был один.
Ну и как же наш яой?
Друг Каору спас "покой"!
Ангелы - они такие!
Все какие-то чумные.
Вот Тихайя тоже крут,
Все яойщики тут ржут!
Хонда девушкой была,
Но у Соума жила.
И с проклятием порой
Вспоминала про яой!
Дело в том, что в доме том
Парни были лишь кругом.
Но семейка с перепугу
Обниматься прёд друг к другу.
С Инуяшей говорят,
Тоже шоунэн-ай творят!
В Ранме также есть яой,
Пополам с юри порой!
Покажите анимэ,
Где яоя нет совсем!
Вдруг найдётся? Не беда!
Извратим мульты всегда!
Собсно яой))Без Абели
I feel you
Your precious soul
And I am whole
I feel you
Your rising sun
My kingdom comes
I feel you
Each move you make
I feel you
Each breath you take
Where angels sing
And spread their wings
My love`s on high...
Depeche Mode
* * *
Он открыл глаза и увидел бескрайнее серое небо. Такое же серое, как и тогда... И те же камыши... И на миг ему даже показалось, что он слышит голос...
- Нотр! Но-о-отр! Но-о-о-отр!!!- мягкий и манящий голос.
- Нотр! Но-о-отр! Но-о-о-отр!- мягкий и манящий голос Абели заставил его очнуться от сладкой эйфории полусна-полудремы насытившейся благодатью от этого негласного, но столь ярко чувствуемого единения с природой души.
- Нотр! ну иди же сюда скорее! Ты только взгляни! Вон там, в камышах, такая чудесная вертлявая птичка! До чего хороша! Вот бы прямо сейчас ее запечатлеть, но... Боюсь, не успею. Только начну рисовать, и она сразу улетит! А, может, все-таки попробовать, а?
Карии глаза вдохновенно смотрели на Нотра, ожидая ответа. Но вместо него возникла лишь неуемная, почти материнская нежность, с какой мужчина обнял Абели, уткнувшись лицом в прикрытую черными, пропахшими красками и кое-где измазанными ими же волосами шею.
- Чудо ты мое! Рисуй, если хочешь, только используй для этого холст, а не свою мордашку! Ты весь чумазый.
- Ты правда думаешь, я смогу?- замечание Нотра о том, что лицо Абели испачкано, казалось, не было услышано, тому было совершенно наплевать на внешний вид. Он уже делал первые штрихи.
Нотр вернулся на свое прежнее место и стал наблюдать за уверенными движениями Абели. Сейчас мужчина вглядывался в каждую черточку любимого, следил за тем, как перекатываются мышцы на его голой груди, смотрел так, как могут только художники, стараясь не упустить ни одной мелочи, которая осталась бы незамеченной невооруженным взглядом.
Если спросить народ из "Импрессии", что они думают о друзьях, Нотре и Абели, то мнения их, в целом, сойдутся на двух фразах. Первая: "Нотр... Ну он... в общем, милый..." И вторая: "Абели? Он такой чудесный! И очень красивый!" Так и было на самом деле.
Нотр не то чтобы был не красив, просто черты лица слишком сухие, да это еще и дополняли короткие, обычно иголками торчащие в разные стороны стального цвета волосы и такие же глаза. В целом, от него веяло какой-то холодностью.
Всем было ясно, за что можно любить Абели- его детская непосредственность восхищала каждого, но не каждый понимал, что может быть привлекательного в Нотре. Видимо, Абели знал этого парня с другой стороны, такого, каким его не знал никто.
Абели же был словно не от мира сего. Рисование- это его способ жить, и ничего, кроме этого, юношу не интересовало. И свою любовь к кисти и холсту он делил только с любовью к Нотру, которая была столь же непререкаемой, искренней и, в некотором роде, даже благодарной. Ну и, конечно, взаимной.
Нотр же чуть ли не боготворил Абели и считал, что ему несказанно повезло в том, что этот необычайный человек полюбил его. ЕГО. Хотя сам Нотр не понимал, за что его можно любить.
И это была не только любовь двух мужчин, но еще и любовь учителя и ученика, любовь родственных душ.
Впервые они встретились в "Импрессии", где Нотр обучал молодых людей художественному мастерству, а Абели оказался в их числе. Не заметить его, даже в большой толпе, просто невозможно. Абели был выше других, стройнее, красивее... Причем, его красота - это не только удачная совокупность черт, но и некая загадка, которую таило в себе его одухотворенное лицо. К тому же, Абели был талантлив. Нет, его рисунки обратили на себя внимание Нотра не потому, что были выполнены лучше других (его техника оставляла желать лучшего), но потому, что в них чувствовалась душа, энергия, дар Абели. В числе учеников были ребята и девушки, которые рисовали гораздо более законченно и совершенно. Но именно чувство незаконченности говорило о том, что Абели способен на большее. Просто ему нужно помочь.
И Нотр помог.
Сначала он оставался с юношей дополнительно, после общих занятий, а потом ушел из "Импрессии" и полностью посвятил себя Абели. Нотр показал ему некоторые приемы, которые действительно усовершенствовали умение юноши. Встречи их становились слишком частыми, и им обоим было ясно, что с этого пути уже не свернуть. Их затягивало в омут, но они и не сопротивлялись этому... И в один прекрасный день погрузились с головой.
Было уже поздно, искусственный свет резал глаза, продолжать картину дальше не имело смысла. Но Абели отличался упорством.
- Нотр, взгляни. Я почти закончил, но не знаю... здесь чего-то не хватает.
- Ты правда так считаешь? - мужчина начал внимательно изучать картину.
- Я думаю добавить зелени, но не могу выбрать оттенок. Если смешать с желтым, то будет смотреться ярче и живее, а если с белым - получится мягкий и нежный тон, - Абели ждал совета, он привык полагаться на совет, который давал Нотр, тот всегда все правильно чувствовал и ощущал.
- Ну а как ты хочешь?
- Я хочу... чтобы было более... ну в общем... я даже не знаю.
- Попробуй вот так...- Нотр подошел сзади и положил свою правую руку поверх перепачканной в краске длиннопалой руки Абели с зажатой в ней кистью и подвел ее к палитре. Затем, щедро обмакнув в бледно-голубой, нанес несколько штрихов на почти уже законченную картину.
Абели обернулся, и Нотр увидел неподдельное изумление в его глазах.
- Господи! Как ты угадал? Как раз то, что нужно!
Лицо Абели было так близко, что Нотр чувствовал его прерывистое от восхищения дыхание, рука юноши оставалась в его руке, а тела все еще были так близко, что каждый мог почувствовать стук сердца другого.
Нотр поднялся пальцами чуть выше по руке Абели, только чтобы нащупать пульсирующие толчки. Его губы мягко коснулись столь близких губ юноши, и он сумел почувствовать за запахом краски мягкий аромат Абели, он показался ему каким-то детским, словно перед ним еще не распустившийся бутон, обещающего в будущем сумашедшее благоухание цветка.
Губы оказались неловкими, но податливыми. Абели не стал противиться. И он даже попытался как-то благодарно обнять его. Но Нотр отстранился и честно, со всей откровенностью, на какую был способен, посмотрел ему в глаза. Он боялся быть непонятым, боялся, что Абели смущенно отвернется и разобьет его сердце. Но юноша выдержал его взгляд.
- Уже поздно, мне пора домой, Нотр, - тихо, но твердо проговорил он.
- Счастливого пути, захлопни за собой дверь.
Последняя надежда разбилась в прах, когда удаляющиеся за спиной Нотра шаги наконец стихли и послышался глухой хлопок.
В эту ночь Нотр не смог уснуть. Чувство чего-то безвозвратно утерянного не давало ему покоя. Абели был в его руках. Так близко. На этот раз журавль был не в небе, а в его правой ладони. Но он упустил его... Журавли, Абели... Надо будет написать стихотворение, но это потом... а пока... Безумно громко трещит сверчок за окном. Почему он так невыносимо трещит?
Под утро пошел дождь... непрекращающийся ливень, который так же не давал Нотру уснуть. А потом что-то загрохотало. Видимо, это калитка... Она не заперта и сейчас жалуется своим стуком об ограду, что ее безжалостно треплет ветер.
Нотр решил выйти на крыльцо. Он открыл дверь и увидел Абели. Абели? Что он тут... Это не может быть сном, потому что Нотр не сомкнул глаз. Да, это не калитка, а Абели стучал в дверь.
Промокший до нитки и дрожащий от озноба, он печально смотрел в глаза Нотра.
- Я думал... я думал всю ночь и решил, что... Нотр, я тоже тебя люблю.
"Галлюцинация. Не может быть."
- Ты же меня любишь, так? - робко переспросил Абели.
Нотр спохватился и втянул парня в дом.
- Господи! Ты весь мокрый! Ты простудишься, переодевайся скорее. Вот, держи: мои брюки, рубаха... И под одеяло... Скорее!- увидев, что Абели стоит как вкопанный, мужчина принялся было стаскивать с него промокшую рубашку, но тут же остановился, встретившись со взглядом Абели. Он призывал, и было видно, что парень осознает, на что идет.
- Ну что ты со мной делаешь, Абели?! - воскликнул Нотр, порывисто обняв юношу. Тот в ответ высыпал на него целый град поцелуев, хоть и уверенных, но неуклюжих. Мужчина же не мог поверить своим ощущениям, своему несказанному счастью. Он не чувствовал своего тела, не чувствовал тела Абели... В голове был полный сумбур, лейтмотивом повторялась фраза: " поймал журавля... Я снова поймал журавля!"
Очнулся он гораздо позже, лежа в теплой постели, рядом с Абели, убаюканный пеньем дождя. В этот момент Нотр остро осознал произошедшее.
"Вот и все. Теперь он мой..."
- Абели, - тихо позвал он.
- М?
- Ты знаешь, что ты самый лучший на свете?
- Хм?
- Да. Так и есть.
Абели легко рассмеялся.
- Это правда, поверь мне. И не смейся. Ты лучше всех.
- Ты мне льстишь, Нотр. Мне с тобой не сравниться. Ты всегда будешь учителем для меня... во всем...
- Ну, кое-чему я тебя сегодня действительно научил, так?
- Да, - Абели пристыженно хихикнул, поняв о чем идет речь.
- Тебе не слишком больно, а?
- Ну я же мужчина в конце-концов!- юноша заглянул в серые глаза Нотра с наигранной серьезностью. Тот удовлетворенно улыбнулся и прижался ближе к Абели.
Так они впервые встретили рассвет вместе.
- О, нет! Нотр! Я не успел! Она улетела!- жалобным голосом стонал Абели.
- Что ж, придется по памяти доканчивать, если тебе нужна эта картина. А сейчас, - мужчина взглянул на небо, - похоже, сокро будет дождь. Пойдем домой, закончишь там.
"Домой" означало - домой к Нотру, где они жили вместе, а до этого Абели жил в университетском общежитии.
Юноша задорно взглянул на небо, волосы его трепал ветер, который, кстати, все старался сорвать с него белую рубаху. Благо, она была растегнута и держалась только на плечах.
- Ну и пусть дождь! Я его люблю! Вот бы нарисовать всю эту красотищу!
- Абели, не теряй голову! Здесь негде укрыться. Представь хотя бы, что будет с твоим полотном и красками.
Этот довод убедил художника, и он с досадой начал собирать инструменты.
- Так мне ни за что не удастся передать эту атмосферу... Ты же знаешь, я...
- Я тебе помогу, - успокаивал Нотр.
- Ты всегда мне помогаешь, я хочу уже что-то сделать сам!!!
Это замечание больно кольнуло в сердце Нотра. Сама мысль о том, что Абели будет обходиться без него, пугала мужчину. Остаток пути они прошли молча.
Придя домой, Нотр разжег камин и сел в кресло напротив, за окном уже лил дождь. Абели опустился перед ним на колени и заглянул прямо в серые глаза друга.
- Нотр, я люблю тебя, - прошептал он.
- Я тоже тебя люблю, Абели.
- Я люблю тебя и, если я смогу что-то сделать сам, смогу закончить хоть одну картину так, как мне хочется, я не стану любить тебя от этого меньше, поверь. Я очень благодарен тебе за все, что ты для меня делаешь. И всегда буду помнить...
- Абели!- измученным голосом прервал его Нотр.
- Что?
- Ты правда любишь меня?- с надеждой в голосе спросил он.
- Да.
- И не только из благодарности?
- Не только.
- Это правда, Абели?
- Господи, да! - юноша уже смеялся.
Нотр вскочил с кресла и принялся бешено обцеловывать худое лицо Абели, прерываясь лишь для того, чтобы спросить: "Правда любишь? Правда?" На что Абели со счастливым хохотом отвечал:
- Боже мой! Да! ДА!
Тут Нотр завладел его языком, неистово скрещивая его со своим, а потом, уткнувшись в шею, шепнул:
- Тогда докажи.
И Абели доказал. Причем свои доказательства он продолжал до позднего вечера, а потом и всю ночь, прерываясь на недолгий сон.
После этого Нотр больше не сомневался в его любви.
* * *
Однажды Нотр вернулся домой, застав там Абели, корпящего над очередной работой. Стояла глубокая осень.
- Где ты был?- охрипшим голосом спросил юноша, он уже успел подхватить простуду.
- Ты сегодня рано вернулся из университета. Вас что, отпустили?
- Не было последней пары. Так где ты был?
- Я..? Абели, мне нужно с тобой поговорить.
- Что случилось?- во взгляде парня читался испуг.
- Да ничего особенного. Я... пошел в магазин и встретил старого приятеля... Мы с ним поговорили, а потом... он заговорил о... ну, мы пошли в кафе. В общем, он предложил мне работу, - Нотр остановился, ожидая реакции Абели, но тот молчал.
- Там заплатят хорошие деньги. Абели! Мы в конце-концов должны с тобой на что-то жить!!! Ну, я сказал, что подумаю.
- Но?
- Что "но"?
- Говори, в чем дело, Нотр! Говори до конца. Есть что-то в его предложении, что расстроило тебя!
- Я должен уехать на три месяца.
- Ты шутишь, наверное?- пробормотал Абели, отводя глаза к окну. Он не хотел показывать слезы, блестящие в них.
- Да нет, я серьезно. Три месяца... но мы... мы, я думаю, справимся. Зато потом никогда не будем расставаться!!! И у нас будут деньги. Я куплю тебе хорошую новую одежду! Ботинки!
- Да, конечно, ты прав... Нам нужны деньги, но... нельзя никуда не уезжать?- взмолился Абели. И тут Нотр увидел его слезы. Сердце его сжалось.
- Нет, Абели, - он старался проглотить комок, подступивший к его горлу.
- Ну, тогда... сократить срок поездки.
- Я попробую, но... вряд ли.
- И сколько времени тебе дали на раздумье?
- Две недели.
- Значит, еще две недели ты мой!
- Я всегда буду твоим, ты же знаешь, Абели.
В эти две недели они ни разу не заговорили о поездке, старательно избегая этой темы. Но дни летели с быстротой секунд, и наступило время прощаться.
Нотр попросил не провожать его. На прощанье Абели сказал:
- Там, в университете, где ты будешь преподавать, будет, наверное, не мало хорошеньких и способных. Так ты не увлекайся ими! Помни обо мне, пожалуйста!
- Абели! Если бы ты знал, насколько мне никто не нужен, кроме тебя. Я буду помнить каждую минуту, - Нотр не хотел, чтобы его голос дрожал, но не мог справиться
- Ну ладно. Все... Иди, Нотр, прошу тебя, - Абели отвернулся, не желая, чтоб мужчина видел мокрые дорожки на его щеках. В глубине души юноша все еще надеялся, что вот сейчас Нотр передумает и... останется. Но он ушел. И тогда Абели дал волю слезам.
* * *
Пришла зима. Уже месяц Нотр был далеко от Абели. Он по-прежнему плакал, но теперь гораздо реже. Мысль о том, что еще два месяца предстоит ему не видеть юношу, пугала его. В первые недели было очень тяжело. Нотр долго не мог заставить себя работать и вообще существовать. А теперь, несмотря на боль разлуки, он смог продолжать жизнь, хотя мысль о том, что через два месяца он все же увидит Абели, слабо утешала.
Среди учеников, молодых людей, Нотр искал знакомые родные черты Абели, как и в рисунках... Он все хотел увидеть что-нибудь, нарисованное его рукой. Что-то несовершенное, незаконченное, нуждающееся в его последнем штрихе, но в то же время столь прекрасное в своей незавершенности. Иногда Нотр сходил с ума, желая увидеть Абели или хоть получить от него письмо. Но они договорились, что не будут писать друг другу, чтобы еще больше не бередить душу.
К несчастью Нотра, Абели являлся к нему во сне все реже. И черты юноши почти стерлись из памяти- так бывает всегда. Почему-то лицо любимого человека забывается гораздо быстрее любого другого чужого лица.
Однажды утром Нотр проснулся весь в слезах. Найти причину этого он не сумел, потому что не смог вспомнить, что ему снилось. Но некий тяжелый осадок не покидал его весь день.
Вернувшись с работы, Нотр обнаружил письмо в почтовом ящике. Это от Берта, его друга еще со времен работы в "Импрессии".
"С чего это Берту сюда писать?" Сердце мужчины учащенно забилось от волнения. Он распечатал конверт и извлек письмо.
Здравствуй, Нотр.
Пишу тебе по очень важной причине. Дело в том, что тебе необходимо приехать, друг. Все пошло не лучшим образом. Абели серьезно заболел. Ты должен быть мужчиной. Не теряй присутствия духа.
Ох, Господи! Ну почему я должен писать тебе это? Знаешь, лучше было бы сказать в глаза... Но ладно, это все лишнее.
Еще раз убедительно прошу приехать. Я понимаю, у тебя там работа, долг, обязательство, но, думаю, перед этим парнем у тебя тоже долг. Так что брось все и приезжай. Пока я не оставлю его. Но ты приедешь! Ты приедешь, слышишь? Ты ему нужен, Нотр.
Берт.
Письмо выскользнуло из рук. Из глаз брызнули слезы. Внезапно в памяти Нотра вспыхнули глаза Абели. Те самые... из сна. Нотр вспомнил, что снилось ему то прощанье в день его отъезда. Но во сне Абели молчал и как-то печально и даже потерянно смотрел на него.
Это письмо вызвало острую сердечную боль у Нотра и чувство прерванности.
"Все пошло не лучшим образом... Ты должен быть мужчиной..." Что бы это могло значить? "Лучше было бы сказать в глаза..." "О чем он? Неужели Абели так серьезно болен? Но что случилось? Берт говорит так, будто я не смогу бросить работу... но это же абсурд! Если я нужен Абели, я брошу все на свете! О Господи, но что все это значит? Что? И почему слово "нужен" в конце как-то размыто?
Так или иначе, вечером Нотр уже был в пути, сердце его билось суматошно, в такт грохочущим рельсам. В вагоне сильно сквозило, но он не замечал этого. "Все пошло не лучшим образом..." НЕ ЛУЧШИМ ОБРАЗОМ.
Долгий путь от вокзала к дому Нотр готовился к худшему. Ужасные картины являлись его глазам. Он видел Абели, лежащего в постели с посеревшим лицом и прилипшими от пота к лицу волосами. Он обарачивается к Нотру и слабо улыбается. "Ничего, - думал мужчина, - теперь я вернулся, и вместе мы все преодолеем!"
И вот он уже оказался у дома. Калитка была распахнута и стучала об ограду. Крыльцо завалило снегом. "Надо будет почистить, "- решил Нотр. Никакой тропинки к дому не наблюдалось, мужчина увяз в снежных сугробах. "Странно, ведь Берт должен выходить из дома... почему не протоптанно? Должно быть, ночью был сильный снегопад."
Входная дверь тоже была не заперта. Нотр вошел, готовый разразиться ругательствами на Берта за его халатность.
Камин не горел, было видно, что его уже давно не топили. "Он что, решил заморозить Абели?" Нотр пошел было в спальню, но тут увидел на столе белеющий клочок бумаги.
Дрожащими руками мужчина взял его, чтобы прочитать... всего несколько слов.
Я жду тебя у себя дома.
Берт.
"Да что же это? Здесь что, никого нет? Он забрал Абели к себе, но зачем? Возможно для того, чтобы его сестра ухаживала за моим мальчиком... А вдруг...- страшная догадка проникла в голову Нотра, - вдруг он бросил его одного, а он лежит там, в комнате, немощный, замерзший и голодный."
Тогда Нотр бросился в комнату, но постель была пуста.
"Что ж... Я не должен был так низко думать о Берте. Он все же мой друг." И Нотр отправился к нему.
Берт жил не так уж и далеко, но из-за наметенных сугробов идти было трудно, и у Нотра на дорогу ушел целый час. Почему-то чем ближе он подходил, тем более не желали слушаться ноги. Они просто-таки стали ватными. На стук долго никто не выходил. Нотр уже решил, что никого нет дома и отчаялся, как дверь отворилась и в проеме появилось осунувшееся и изможденное лицо Берта.
- Входи, - только и сказал он, опустив глаза.
- Я получил письмо позавчера, - начал рассказывать Нотр. Вчера выехал, и вот сегодня я здесь...
- Письмо шло слишком долго. Целых две недели, - пробормотал Берт. Они прошли в светлую гостиную, где хозяин дома предложил гостю сесть, указав на диван.
- Берт, дружище, мы еще успеем наговориться. Я хочу увидеть Абели. Я все же беспокоюсь за него...
- Тебе лучше сесть, - твердо произнес мужчина. В душу Нотра закралось волнение. Он не понимал, в чем дело.
- Почему, интересно, ты решил перевезти Абели к себе? Неужели все так серьезно? Берт, мы друзья, говори все, как есть! Прошу тебя.
Мужчина посмотрел на Нотра, и тот увидел, что глаза друга были красными, но сухими.
- Отведи меня к нему, прошу!- застонал Нотр, испугавшись странного взгляда Берта.
- Его нет здесь, - произнес мужчина, четко выговаривая каждое слово.
- А где он?- беспокойство и напряжение наростало.
- Он... он уже не с нами...
- Погоди... Что значит "не с нами"..? Берт, я не понимаю, - внезапно он умолк.- Ты хочешь сказать, что... О, нет... Нет! НЕТ!!!
- Да, Нотр, да... Прости.
- Ты лжец! Я не верю! Ты все врешь!!! - Нотр набросился на Берта, молотя ему кулаками по груди, но тот крепко прижал его к себе.
- Нет, Нотр... не надо. Не надо так!!! Тише.
Мужчина вырвался из его объятий и бросился на диван, где почему-то сразу затих, оцепенело уставившись в одну точку.
- Я зашел его как-то проведать и увидел, что он лежит в постели весь бледный. Потом выяснилось, что у него высокая температура. Мы вызвали врача... Он сказал, что у парня воспаление легких. Не знаю, сколько он так уже пролежал, пока я не пришел, но... было уже поздно. Врач сказал, что если б он обратился ранее... Абели говорил с большим трудом, и я не стал у него ничего расспрашивать. Только решил сразу же тебе написать. Я хотел телеграммой, но Абели отчего-то резко воспротивился. Я так понял, он не хотел... не знаю, может, он думал, эта работа важна для тебя... Может, не верил, что серьезно болен. Я не знаю, но... хоть у меня сердце разрывалось, я сделал, как он просил. И через два дня после того, как я опустил письмо, он... Ты бы не успел приехать, даже если б я послал телеграмму...
- Где..? Где вы похоронили его?- осевшим голосом спросил Нотр.
- На старом кладбище, где похоронена твоя мать.
Молчание.
- Хочешь, я пойду туда с тобой?
- Нет, - отрезал Нотр.- Сегодня я не пойду туда. Не могу.
- Как знаешь...- Берт выжидающе смотрел на него, думая, что тот сейчас уйдет, но он не двигался с места.
- Я... останусь у тебя сегодня. Можно?- все еще не глядя на мужчину, спросил Нотр.
- Конечно.
Только на следующий день Нотр смог вернуться в свой дом. Он знал, что должен проститься с духом Абели именно там, где они были вдвоем, где делили лучшие минуты жизни, где повсюду были его, Абели, картины, старые, в написании которых участвовал Нотр, и новые, написанные во время его отсутствия. Он еще не видел их.Где-то остались лишь наброски, которые уже никогда не станут законченными работами, а где-то картины, в которых по-прежнему чего-то не хватало, но они были завершены, Абели высказал в них все, что хотел сказать. Это была специфическая черта художества Абели: писать картины так, чтобы всегда оставалось место последнему штриху. Он словно бы говорил: "Может, я еще когда-нибудь вернусь и закончу это..."
Как ни больно было Нотру видеть во всем присутствие Абели, он с каким-то мазохистским упорством вглядывался в каждую его вещь. И даже зарылся лицом в подушку, желая почувствовать его запах. И тут, блуждая под подушкой, рука его наткнулась на клочок бумаги. Достав ее на свет божий, Нотр увидел, что на ней было что-то написано, причем каракули поразительно напоминали почерк Абели, хотя и сильно искаженный.
Нотр с трудом разобрал три строчки, которые навсегда врезались в его память:
Помни, любимый!
Если не видишь смерти,
то ее нет.
Мужчина был настолько ошеломлен, что даже не заметил, что лицо его залито слезами.
"Если не видишь смерти, ее нет..."
Что хотел сказать этим Абели? Ведь это не что иное, как предсмертная записка.
Тут Нотра осенила догадка: вот почему Абели не хотел писать телеграммой! Он чувствовал скорую смерть и не хотел, чтобы Нотр видел его мертвым! Абели прекрасно сознавал, что письмо дойдет не скоро.
"Мой мальчик... Он хотел остаться для меня живым..."- Нотр отчаянно и горько разрыдался.
"Нет, - думал он.- Я не пойду на его могилу. Потому что ее там нет. И даже если есть, то не его. Его там нет и быть не может, потому что он жив. По крайней мере, для меня. Он просто уехал ненадолго. Но он вернется ко мне. И я буду ждать."
Нотр не помнил, сколько пролежал в постели, он не вел счет времени. И, возможно, пролежал бы дольше, если бы не пришел Берт. Его стук заставил Нотра очнуться.
- Я вот поесть тебе принес. У тебя ведь, наверное, нечего.
- М? А-а, да, наверно... Спасибо.
- И еще, Нотр, хочешь- можешь пожить у меня... Я не против.
- Нет, Берт, я останусь здесь, - мужчина был непреклонен.
- И что ты будешь делать?
- Я? Рисовать.
- Рисовать?
- Да.
- И, может, ты вернешься в "Импрессию"?
- Скорее всего.
- Я завтра поговорю насчет тебя. Но ты можешь быть уверен, что тебе не откажут, - Берт явно был обрадован таким решением друга.
- Ты извини, но мне сейчас нужно работать, - бесцеремонно заявил Нотр.
- Ну ладно... Я пошел... Завтра вечером я приду.
Берт ушел, и Нотр действительно взялся за кисть.
Он рисовал, неосознанно пытаясь повторить манеру Абели, подражая его стилю. Но выходило лишь откровенное копирование. Нотру же хотелось создавать что-то новое, но так, словно это делал Абели.
Жизнь продолжалась, поскольку она была заполнена делами (работой в "Импрессии", рисованием картин) и, самое главное, ожиданием Абели.
Наступила весна, но таять снег начал уже в феврале. После долгой зимы дом необходимо было ремонтировать- и у Нотра появилась еще одна забота.
Между тем, в этой повседневной занятости и загруженности напряжение ожидания все наростало. И казалось, что Абели может появиться совершенно в любую секунду. И потому Нотр ни на миг не терял бдительности, поглядывая по сторонам, когда чинил крышу, ожидая стук в дверь, когда рисовал картины. Он даже видел, как это будет.
Абели придет и устремится на новые картины. А Нотр скажет:
- Это все для тебя.
И они обнимутся, и побегут на камышовое поле рядом с озером, и будут валяться на голой земле, глядя в пепельно- серое небо.
Но однажды Нотр почувствовал себя плохо. Это было в тот день, когда он отправился в город, что бы прикупить нужные для ремонта вещи. Сердце его закололо, и он не видел, куда идет, как вдруг оказался на трамвайной станции. Превозмогая боль, он остановился в ожидании трамвая. Тут к нему подошла пожилая женщина с участливым и странно знакомым лицом.
- Ну что, Нотр, не вернулся еще к тебе твой Абели?
- Нет еще, - ответил он, а сам подумал: "Откуда она может знать? И почему ее лицо так знакомо мне?" Тут он вспомнил, что знал ее в детстве. Это была портниха, с которой зналась его мать... и которая умерла от рака.
Нотр испуганно посмотрел по сторонам, пытаясь понять, что с ним происходит. Внезапно все лица показались ему странно знакомыми. Вот дядя Кулий, который утонул 12 лет назад. А вон маленький Реноско, которого затоптала необъезженная лошадь, а рядом и его мать Агапа, что умерла от разрыва сердца, как тогда говорили, узнав об этом. "Если не видишь смерти, ее нет."
Нотр сломя голову бросился бежать со злополучной станции. Он бежал долго по незнакомой местности, пока совсем не выдохся. Увидев, что никто за ним не гонится, мужчина позволил себе идти медленно, заставляя свое сердце успокоиться.
Но вдруг внимание его привлек человек, сидящий рядом с магазином прямо на голой земле. Прохожие пристально смотрели на него. Некоторые подавали милостыню. Но даже те, кто не решался раскрыть кошелек, с интересом разглядывали попрошайку. Возможно, потому, что тот сидел неподвижно, и не обращал внимания на то, что люди разглядывают его, и даже на то, что иногда в его жестянку падают монеты и бумажные купюры. Это заставило Нотра поглядеть на него.
Сердце мужчины радостно забилось, потому что это был ОН!
- Абели!- воскликнул Нотр, подбегая к нищему, - Господи, Абели!!! Это ты!
Нотр взял худое продолговатое лицо в свои руки, сердце сжималось от жалости и внезапного счастья. Посиневшие губы Абели дрожали от холода.
- Абели! Ну почему же ты не пришел домой? Что ты здесь делаешь? Ты... пойдем со мной! Пойдем! Все будет хорошо, любимый.
Но пара мутно-зеленых глаз смотрела на Нотра непонимающе. Зеленых, а не карих, да на одном глазу еще и бельмо.
Прохожие с удивлением наблюдали, как какой-то с виду прилично одетый мужчина чуть ли не целуется с безобразным юродивым.
Нотр вглядывался в незнакомое лицо. Человек, сидящий напротив него был не Абели. Недолго думая, он плюнул в лицо Нотру. "Какой-то сумасшедший, "- промелькнуло в голове мужчины. Он торопливо встал и пошел прочь. В беспамятстве Нотр дошел до ближайшей станции и сел на первый же подошедший трамвай. Он не помнил, как добрался до дома, но, так или иначе, заходить не стал, а отправился прямо к озеру.
"Нет, Абели... Это был не ты... Ну что ж такое? Я жду, жду, а ты все не идешь... Когда ты вернешься? Когда?..
Помнишь, я все хотел написать тебе стихотворение? Так я написал.
Видишь, в небе бескрайнем летят журавли?
Мы с тобою лежим, а вокруг- камыши.
Я хочу, чтоб ты знал, помнил чтоб, Абели,
Что тебе отдал я половину души.
Даже если уйдешь, то оставь мне на память
Отблеск света на нежной коже твоей,
Трепетанье ресниц, прикасание пальцев,
Сочность губ, ясность взора любимых очей.
Без тебя- как без сердца на этом мне свете
Жизни нет. Я умру! Уже мертв, Абели!
Две горошины счастья на этой планете,
Удержать мы друг друга с тобой не смогли.
Он открыл глаза и увидел бескрайнее серое небо. Такое же серое, как и тогда... И те же камыши, только увядшие под снегом. Нотр лежал на по-весеннему холодной, еще не прогретой земле, уставившись холодными серыми глазами в холодное серое небо. Холодно.
То же небо, то же озеро... все то же, но без Абели.
Мужчина поднялся и отправился прочь.
© Innocent Bat, 27-29сентября 2002г.
-
-
04.08.2006 в 23:18Стишок рулит безбожно!!!!!!!!